Статьи

Главная » Статьи » Первоисточники » Русские былины (старины)
Мамаево побоище

***

А и бежала калика перехожая
От того от моря от студеного
С Алатыря камешка, от Латыря.
Она по три дни бежит, по три ночи,
Не пиваючи бежит, не едаючи.
Прибегала ко матке Елисей-реке,
Захотела калика тут попить-поесть,
Попить-поесть и тут огня добыть,
Огня добыть, платье повысушить.
Не успела калика опочиниться, —
Накатается вдруг туча темная,
А темная туча, туча грозная, —
Навалилася орда неверная,
Прибегал собака Кудреванко-царь,
Он со тем со зятем со Киршиком,
Он со тем со сыном со Миршиком.
У его, собаки, силы множество.
Приходил ко матке Елисей-реке, —
Он мосты мостил тут калиновы,
Перекладины клал все дубовые.
Переносится, собака, перевозится
Через ту да матушку Елисей-реку.
Становился на поле Кули́ково,
Расставлял шатры он черноба́рхатны.
От того-то от пару лошадиного,
От того от духу человеческа
А и поблёкло красно солнышко,
Помертвел батюшко светёл месяц,
Потерялися да звезды частые,
Звезды частые да зори ясные,
У него ли у собаки силы множество,
По праву его руку сорок тысячей,
По левую руку сорок тысячей,
Впереди у собаки сорок тысячей,
Позади его да числа-сметы нет,
Сам он, собака, заговорщик злой.
Как стал он по силе поезживать,
Уж как стал он силу заговаривать:
Не брала чтобы силу сабля вострая,
Не ломила бы палица боёвая,
Не кололо бы копейцо бурзаме́цкое.
Он ездил по силе да трои суточки,
Он уж силу всю заговаривал.

Приезжат тогда он во черно́й шатер,
Во черной шатер да черноба́рхатный.
Он садился тогда да на ременчат стул,
Брал чернила тогда да со гумагою.
Он писал тут ярлык, скору грамоту,
Он писал да во стольный Киев-град
Ко тому ко князю ко Владимиру,
Он просил у князя виноватого,
Виноватого да поединшичка.
Написал он ярлык, скору грамоту,
Говорил он, собака, Кудреванко-царь,
Говорил он своей силе-армии:
«Из вас бывал ли кто на Святой Руси?
А по-русскому кто говаривал,
По-немецкому протолмачивал?»
Приходило тут Тугарище поганое,
Говорит Тугарище поганое:
«Я бывал-де смалу на Святой Руси,
Маленько я по-русскому говаривал,
По-немецкому протолмачивал».
А кабы это ноне Тугарище поганое, —
Голова Тугарища — как пивной котел,
А как ушища да царски блюдища,
А как глазища да сильны чашища,
А как ручища да сильны граблища,
Ножища — как сильны кичижища,
В вышину он сам как трех сажен,
Шириной Тугарище — коса сажень,
Коса сажень да нонь печатная.

Это калика да все увидела,
Все увидела да все услышала,
А оттуль она опять вперед пошла.
Идет калика в стольный Киев-град.
Приходила калика в стольный Киев-град
Уж ко той ко гридне княженецкоей,
Становилась под окошечко косящето,
Как на то на место на калическо.
Просит тут милостыню Христа́ ради,
Как кричит-то зычным голосом.
А как в ту пору было, о то время,
У того у князя у Владимира
Погодился удалой добрый молодец,
Уж как старый казак да Илья Муромец.
Он глядел старо́й да вон на улицу
Как во ту околенку хрустальную,
Увидал калику перехожую.
Говорит тут стар казак Илья Муромец:
«Уж ты ой еси, солнышко Владимир-князь!
Ты пойди скоренько вон на улицу,
Ты на улицу да на круто крыльцо,
Ты зови калику перехожую,
Ты зови калику, низко кланяйся,
Кабы эта калика да не плоха была».
Уж и тут князь скоро не ослышался,
Побежал он скоро вон на улицу,
Выбегал-то скоро на круто крыльцо,
Он спускался скоро со крута крыльца,
Уж как тут калике да низко кланялся,
Говорил тут князь таково слово:
«Ты пожалуй-ко, калика перехожая,
Ты ко мне, ко князю ко Владимиру
Уж во ту во гридню княженецкую
Еще хлеба есть да перевару пить,
А затем у меня, у князя, чего бог послал».

Уж идет тут калика перехожая
Как во ту во гридню княженецкую.
Она богу-ту нонче молится.
И как крест кладет да по-писа́ному,
А поклон ведет да по-ученому,
А молитву творит полну Сусову,
На все стороны калика поклоняется,
Уж и князю со княгиней на особицу.
Говорит тут Илья таково слово:
«Уж ты ой еси, солнышко Владимир-князь!
Ты сади калику за дубовый стол
И попить, поесть, нонь покушати»
На то князь да не ослышался.
Как становят скоро дубовый стол,
Как на стол носят всяки кушанья.
Говорит тут солнышко Владимир-князь:
«Ты садись-ко, калика, за дубовый стол
Уж ты хлеба есть да перевару пить,
А затем от князя чего бог послал».
А и тут калика перехожая
Как садится скоро за дубовый стол
Попить, поесть, хлеба покушати.
А пила-то ела она досыта,
Выходила из-за стола дубового,
Кабы богу-ту помолилася,
На все стороны она поклонилася,
И как спасибо она нонь дала еще
И садилася на лавочку брусчатую.

Уж как старый казак да Илья Муромец
Он ее-то стал да все выспрашивать,
Выспрашивать стал да выпытывать:
«Ты откуль же, калика перехожая,
Ты откуль идешь, куда путь держишь?
Ты чего, дорогой шла, нонь видела,
Ты чего, дорогой шла, нонь слышала?»
Уж как тут калика да ответ держит:
«Я иду, калика перехожая,
От того ли от моря от студеного,
С Алатыря-камешка, от Латыря.
Я бежала, калика перехожая,
Я по три дни бежала, по три ночи,
Не пиваючи бежала, не едаючи,
Прибежала я ко матке Елисей-реке.
Захотела тут калика попить-поесть,
Попить-поесть да тут огня добыть,
Уж огня добыть, платье повысушить.
Не успела я, калика, опочиниться, —
Накатилася вдруг туча темная,
А темная туча, туча грозная, —
Навалилася тут орда неверная.
Приходил тут собака Кудреванко-царь,
Приходил ко матке Елисей-реке.
Он через ту через Елисей-реку,
Он мосты мостил да все калиновы,
Перекладины кладет да все дубовые.
Переносится собака, перевозится
Через ту через матушку Елисей-реку.
Становился на поле на Кули́ково,
Расставлял шатры он черноба́рхатны.
У его ли у собаки силы множество:
По праву руку сорок тысячей,
По леву руку сорок тысячей,
Впереди собаки сорок тысячей,
Позади его да числа-сметы нет.
От того ли от пару лошадиного,
От того от духу человеческа
Ой поблёкло красно солнышко,
Помертвел батюшко светел месяц.
Стал он, собака, по силе поезживать,
И как стал он силу заговаривать,
Не брала чтобы силу сабля вострая,
Не ломила бы палица боёвая,
Не кололо бы копейцо бурзамецкое.
Он ездил по силе да трои суточки,
Приезжал он да во черной шатер,
Во черной шатер да чернобархатный,
Он садился да на ременчат стул,
Брал чернильницу он со гумагою,
Он писал тут ярлык, скору грамоту,
Писал он во стольный Киев-град
Ко Владимиру ко князю ко солнышку.
Он просил у князя виноватого,
Виноватого да поединщичка.
Написал ярлык он, скору грамоту,
Говорил-то собака Кудреванко-царь,
Говорил он своей силе-армии:
«Из вас бывал ли кто на Святой Руси?
А по-русскому кто говаривал,
По-немецкому протолмачивал?»
Приходило тут Тугарище поганое,
Говорило Тугарище поганое:
«Я бывал-де смалу на Святой Руси
И маленько-де по-русскому говаривал,
По-немецкому протолмачивал».
А у этого Тугарища поганого, —
Голова Тугарища с пивной котел,
А ушища — да царски блюдища,
А как глазища — да сильны чашища,
Как ручища да сильны граблища,
Ножища — как сильны кичижища,
В вышину Тугарище да трех сажен,
Шириной Тугарище — коса сажень,
Коса сажень да нонь печатная».
Все разведала, рассказала им,
Еще тут калика стала прощатися,
И как тут калика опять вперед пошла.

А немного время миновалося,
Уж немного время прокатилося.
Приезжает Тугарище поганое
Ко тому ко князю ко Владимиру,
Заходит он во гридню княженецкую.
Он ведь богу да не молится,
Да кладет ярлык на дубовый стол
И затем-то он поворот дает.
Выходило Тугарище вон на улицу,
Он подпадывал своим плечом правыим
Как под ту под гридню княженецкую, —
Задрожала гридня княженецкая.
Тут уехало Тугарище поганое.

Уж как после того было, после этого, —
Погодился у князя у Владимира
Старый казак да Илья Муромец.
Говорит тут солнышко Владимир-князь:
«Уж ты стар казак Илья Муромец!
Уж как что мы станем нонче делати?»
Говорит тут старой таково слово:
«Уж как делать-то нам пришло нечего, —
Собирать, видно, всех русских бога́тырей».
Говорит тут солнышко Владимир-князь:
«Мы кого же нонь пошлем да за богатырьми?»
Говорит тут стар казак Илья Муромец:
«Как послать нам надо за богатырьми
Как того Добрынюшку Микитича:
Добрыня Микитич роду вежлива,
Он-де вежлива роду, сам оче́стлива,
Он умеет с богатырями съехаться,
Он умеет с имя еще разъехаться».

Как тут Добрыня скоро снаряжается,
Он и скоро, Добрыня, сподобляется.
Он пошел-то скоро вон на улицу,
Он пошел к своему широку двору,
Он уздат-седлат своего коня доброго.
Как поехал Добрыня Микитич млад
Собирать всех русских богатырей.
Он как ездил, Добрыня, трои суточки,
Не пиваючи ездил, не едаючи
И вздоху коню не даваючи.

Приехал Добрыня в стольный Киев-град
Ко тому ко князю ко Владимиру
И как собрал всех русских богатырей.
Собралися все да они съехались, —
Уж не много и не мало было тут богатырей,
Собралися все ко князю ко Владимиру.
Говорят-то русские богатыри:
«Уж ты ой еси, стар казак Илья Муромец!
Уж мы, что мы станем нонче делати?»
Говорит Илья да таково слово:
«Уж как делать-то нам да пришло нечего, —
Надо ехать, видно, во чисто́ полё».
И говорит стар казак Илья Муромец:
«Уж вы ой еси, русские богатыри!
Надо нам идти во божью церковь,
В божью церковь богу молитися,
Помолитися Спасу-вседержителю,
А затем и Миколе-то святителю,
А затем пресвятой матерь-Богородице,
Ой помолитися, благословитися». —
Кабы тут ребята ноне вон пошли.
Приходили богатыри к добрым коням,
Как садилися они да на добрых коней
И не видели их поездки богатырскоей,
Как тяжелой побежки лошадиноей, —
Только видели: на коней скочили,
На коней скочили, в стремена сту́пили.
Только видно: в поле курева стоит,
Курева стоит, дым столбом валит.

И когда едут они по полю по чистому,
Говорит-то стар казак Илья Муромец:
«Уж вы ой еси, русские богатыри!
Нам поставить надо во чисто поле,
Во чисто поле нам белой шатер».
Как богатыри становилися,
Уж поставили нонче во чисто поле
Уж как бел шатер да белобархатный.
Говорит тут Илья да таково слово:
«Мы кого же оставим во бело́м шатре
Берегчи-стерегчи золоту казну,
Золоту еще казну богатырскую?»
Говорит на то удалый добрый молодец,
Уж как тот Алешенька Попович млад,
Говорит Алеша таково слово:
«Нам оставить надо во белом шатре
Как старого казака Илью Муромца».
Говорит тут Илья да таково слово:
«Не в уме же ты, Алеша, слово вымолвил, —
Как загремят-то палицы боёвые,
Забренчат ли сабельки булатные,
Не усидеть мне старому во белом шатре.
Нам оставить надо во белом шатре
Как того Добрынюшку Микитича, —
Он ездил-собирал русских богатырей,
Собирал, ездил трои суточки,
Не пиваючи ездил, не едаючи
И добру коню вздоху не даваючи,
Как себе покою не имеючи».
И оставили Добрынюшку Микитича.

Выходили они из бела шатра,
И садились тогда на добрых коней,
И поехали нонь по полю чистому.
А как увидели тут силу неверную,
Говорит стар казак Илья Муромец:
«Уж вы ой еси, русские богатыри!
Вы иной едьте по праву руку,
Вы иной едьте по леву руку,
Сам я еду середкой, самой матицей».
Уж поехали на ту на силу на армию, —
Не здоровались ребята, не кресто́вались,
Они стали палицами помахивать.
Как вперед махнут — лежит улица,
Поперек махнут — переулками.
Они били тут, ломили трои суточки,
Не пиваючи да не едаючи,
Как себе спокою не имеючи.
Они били их да до единого.

Собиралися богатыри ко белу шатру,
Собиралися да все съехались,
Заходили богатыри во белой шатер.
Говорит тут стар казак Илья Муромец:
«Нонь все ли приехали богатыри?» —
«У нас нет двух братьев Долгополыих,
Луки да Матвея, детей Петровыих».
Говорит стар казак Илья Муромец:
«Видно, нету их в живых на сем свете».

А как немного время миновалося,
Как приехали два брата Долгополые,
Как приехали они ко белу шатру,
Заходили они во белой шатер.
Говорил тут Илья таково слово:
«Уж вы ой еси, два брата Долгополые!
Не считали мы вас живыми на сем свете».
Говорят тут два брата Долгополые,
Как Лука, Матвей, дети Петровые:
«А кто бы нас мог победить нонче?
Кабы было золото кольцо в земле,
Поворотили бы мы мать-землю!
Кабы была на небо лестница,
Мы пересекли бы всю силу небесную!»
Говорил им Илья таково слово:
«Уж вы ой еси, два брата Долгополые!
Уж как эти ваши слова богопротивные».

Не успели тут братья попить-поесть,
Уж как эта сила вся восстала же:
Которого секли надвое,
Из того-де стало нонче двое же,
А которого секли натрое,
Из того-то стало нонче трое же.
Как прибыло же силы множество
Кабы вдвое, втрое, нонче впятеро.
И как эта сила да неверная
Находити стала на белой шатер.
Тут богатыри взволновалися,
Выходили они из бела шатра,
Садились они скоро на добрых коней.
Опять они стали по силе поезживать
И как стали по силе да помахивать:
Как вперед махнут — лежит улица,
Поворот дают — переулками.
Они били, рубили шестеры суточки,
Не пиваючи да не едаючи,
На уча́с вздоху не имеючи.
Уж как били они их до единого,
Не оставили их не единого.
Тут тогда стало покоище,
Уж как это Маево стало побоище.

(Конец былины был рассказан на словах, так как старинщик больше не мог петь.)

Когда после битвы богатыри собрались в шатер, то увидели, что опять нет двух братьев Долгополых. Поехали искать их и нашли, — они окаменели. Увидя это, Илья Муромец сказал: «Чем они похвалились, тем и подавились».

Былины Под ред. Селиванова. — 1988

Категория: Русские былины (старины) | Добавил: Bersi (15.06.2009)
Просмотров: 1333 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Приветствую Вас Гость